Из интервью с Ароном Зиновьевичем В., 1930 года рождения

Дедушка Мендель

Папа рос в Витебске, там его детство прошло. Кончил йешиву, это еврейская школа религиозная, там еврейские заповеди, молитвы, все это учат. Считалось, что тот, кто кончил йешиву, мог быть уже раввином, имел право, так сказать. А потом началась революция, все перевернула. Молодые себя уже другими чувствовали, евреи особенно, приняли эту революцию. Многие евреи сами участвовали в революции. В общем, с религией они порвали. У деда вроде была какая-то лавка, они торговали рыбой. Я знаю, что этот магазин или что там было, отняли – это считалось буржуйством. Дед мой расстроился, заболел, не знаю чем именно, но от всех неприятностей он очень быстро скончался.

Бабушка религиозная была. Папа тоже все молитвы знал, другое дело, насколько он верил в это всё, уже другое поколение. Да и после революции вся пропаганда была, что религия – враг для народа, вне зависимости, какая религия – христианская, иудейская, исламская. Стариков не трогали, а молодым… совершенно было не принято.

Но по субботам, в основном для бабушки, папа садился, произносил какую-то молитву, вино пили. Я помню, что мама совсем никак, а папа какую-то молитву, когда садились в субботу за стол, что-то говорил. Особенно это не афишировалось, но он же кончал хейдер*, все это знал и говорил.

У папы был талес, и еще этот, на лоб.

… Когда мне исполнилось 4 года, я заболел, вот когда Кирова хоронили. Сначала скарлатиной, меня отправили в Филатовскую больницу, мама была уже врачом. Меня отправили в больницу, я помню, мама приходила туда.

Я скарлатиной легко болел, я даже помню, как я в кроватке там лежал, и вдруг туда поместили... мы же были в боксе четверо ребят больных и туда буквально на 2 часа поместили девочку, считали, что у нее тоже скарлатина, а потом оказалось, что у нее корь. И в общем, когда меня уже выписали я пошел домой, и вдруг у меня поднялась температура, так как я заразился корью. И я болел всю зиму. С осени. И болел так подряд, не вставая: у меня было воспаление легких, воспаление ушей и одно за другим. После скарлатины потерялся иммунитет… а я был очень полный и, говорят, что из-за этого я остался жив. Приходили врачи даже, кололи камфарой, я умирал буквально, но я выжил. Но я до болезни ходил нормально, а тут разучился ходить и меня на руках таскали, и потом до 7 лет хромал, волочил ногу за собой. Но, в общем выжил.

Я только помню, как меня, когда была похоронная процессия по Кировскому проспекту, Кирова когда хоронили, папа брал меня на руки и подходил к окну. По Кировскому по трамвайной линии в то время ходил паровоз.

…В 22-м году дед скончался, а уже Вильно перешло к Польше и была граница, фактически это была уже не Россия, а Польша. И всякие связи были прерваны, Польша считалась враждебным государством, но как-то тетя и старшая сестра ездили на похороны отца, а мама почему-то не ездила. Как уж пробрались, не знаю, сложно было, но они тогда в Вильно были, а потом совсем границу закрыли и всякие связи, даже переписка, всё прервалось.

Потом Польшу поделили, и Вильно оказался в Литве, а потом Литву захватили советские войска, и она стала частью Советского Союза. И восстановилась сразу связь, переписка. Помню, в коридоре у нас висел телефон, и вот по телефону позвонили в Вильно, и впервые за 20 лет мама говорила со своими родными. Бабушке было тогда уже под 90 лет, она уже, говорят, немножко была невменяема, мужа уже давно не было. Это был где-то 40-й год и все мечтали поехать и уже договорились, что в отпуск поедем в Вильно на побывку. Потом мама узнала… После войны никого из родных не осталось…