Подопечная «Евы» Наталия Израилевна Купцова родилась 16 августа 1918 года в Петрограде. Она коренная жительница Петербурга во втором поколении, что само по себе уникально, потому что до февраля 1917 года в России действовал закон о Черте оседлости, и жить в Петербурге евреям, за редкими исключениями, было запрещено.
«Ева»: Наталия Израилевна, а вы знаете историю вашей семьи, каким образом они оказались в Петербурге?
Н.И.: В Петербурге оказались они только потому, что прадед мой со стороны отца был кантонистом. Брали мальчиков еврейских в армию с 12 лет. И они служили 25 лет. И после этого они имели право жить в больших городах. И семьи тоже могли там жить, но при условии, что главы семей должны были быть ремесленниками. Отец мой портной, другой мой дядя жестянщик, третий — часовщик был. Все должны были быть при деле, иначе они не имели права жить в Петербурге. Дед Хаим был сапожник, а бабушка шила белье для солдат, ходила в казармы и продавала белье солдатам. Отец был известным портным
Бабушка овдовела очень рано, у неё осталось шестеро детей и её хотели выселить из Петербурга. Ей пришлось фиктивно выйти замуж за какого-то ремесленника, но она не жила с ним.
«Ева»: Наталия Израилевна, а что вы помните из Вашего детства?
Н.И.: В 1924 году в Петрограде, мне было 6 лет тогда, было сильное наводнение. Мы жили на Театральной площади, на улице Декабристов, на первом этаже, нас полностью затопило. У нас под окнами лодки плавали. Эту квартиру родителям дали после революции, она считалась офицерской. Эта была наша квартира, но со временем нам начали подселять соседей, и она превратилась в коммуналку. Мы прожили в ней до 1961 года. Сначала было очень тяжело свыкнуться с мыслью, что теперь придется жить с незнакомыми людьми, но нам очень повезло с соседями, мы с ними были очень дружны и все праздники отмечали вместе.
Очень хорошо помню день смерти Ленина. Каждый день все заводы утром давали гудки, когда люди шли на работу. В день смерти все заводы и машины гудели не переставая.
«Ева»: А вы помните школьные годы?
Н.И.: Сначала я училась в школе на Мойке 108, где потом учился Александр Городницкий. Когда я училась в первом классе, около школы продавали маковый ирис. Мы экономили и покупали за копеечку ириски (смеется). И брат мой там учился, он меня на 5 лет старше. Когда я заканчивала школу, девятый класс, ввели десятый. Но я уже ушла, не стала десятый кончать.
«Ева»: А почему не стали?
Н.И.: Надоело, я плохо училась. Математику и химию вообще не понимала.
«Ева»: А какие у вас были отношения с братом?
Я его всегда попрекала: ты первый, все таланты тебе достались одному. Он мне на это отвечал: зато у тебя характер хороший. Он окончил ЛГУ, хотя с поступлением были большие проблемы , так как не хотели брать из-за графы в паспорте, но у папы был там хороший знакомый, поэтому по большому блату все-таки договорились. Миша окончил математический факультет – доцент, кандидат математических наук, но был поэтом-переводчиком.
«Ева»: Наталия Израилевна сильно ли изменился город за столетие? Может быть, вы помните что-нибудь необычное?
Н.И.: Помню, как в 20-е годы каталась на вейках на Театральной площади. Запрягалась лошадь, и люди катались. Сейчас такого нет.
«Ева»: Чем вы занимались после окончания школы?
Н.И.: Я поступила в Центральное театральное училище. Очень хотела быть актрисой, но началась Финская война, а потом и Великая отечественная. Я в школе в драмкружке была, очень мне нравилось это все. Я же 4 года проучилась. Но началась война. Вы, слава Богу, не знаете, что такое война – она все судьбы переломала…
Перед войной я вышла замуж и в 1939 году родила дочку. Муж назвал Светланой, потому что она родилась светленькая. Я работала в областном театре, в Кингисеппе. Когда началась война, я была на гастролях, а дочка оставалась с моими родителями в Ленинграде, ей всего год и восемь было. Я в этот же день попыталась добраться в Ленинград, но сломала ногу.
Мы ездили на барже. Так называлась – «культбаржа». И с этой баржи руль, громадный такой, упал мне на ногу. И сразу оказалось, что я не могу никуда ехать. А я собиралась уже домой-домой, скорей к дочке. Но добрые люди всегда есть. Один из коллег, актер, взялся меня привезти в Ленинград. Тащил мой чемодан и меня с палочкой, нашли мне какую-то палку. Это был уже август. И меня сразу в больницу положили. Потом как раз 7 сентября, когда Блокада началась, меня выписали из больницы на костылях. Я ходила в поликлинику на процедуры на площадь Труда, а там свистели все время снаряды, бомбы. Как-то пришла в поликлинику, и при мне снаряд упал в трамвай. Погибло очень много народу тогда. Я перестала ходить на процедуры…
«Ева»: Вы были всю войну в Ленинграде?
Н.И.: Сначала были в Ленинграде. Начались бомбежки. Свете двух не было, а она лексикон знала уже: когда «тйевога-тйевога», она говорит, мама, «дём в бомбоубежу». А когда отбой, она так каждый раз радовалась, кричала «Обой, обой!».
Муж достал направление в эвакуацию в Омск. Помню 1941г. была потрясающе холодная зима. И это нас спасло. Потому что нас эвакуировали по Дороге Жизни через Ладогу. До Омска мы не доехали, потому что заболела дочь, поэтому нас сняли с эшелона в Вологде и попали в больницу. Я на коленях стояла у входа, чтобы меня пустили ухаживать за ребенком: не пускали! Но умалила, все-таки пустили меня. Мама тоже с нами поехала в эвакуацию, а папа остался в Ленинграде. Муж пошел на лейтенантские курсы, а после ушел на фронт.
«Ева»: Вы оставались в Вологде до конца войны?
Я написала брату мужа, он был военным из Ярославля. Он свою семью отправил в эвакуацию, а за нами приехал в Вологду и забрал в Ярославль. Там мы прожили 2,5 года. Меня устроили на работу в воинскую часть. Я работала в архивном отделе, в следственном отделе, в 4-м отделе — снабжение партизанских отрядов. В Ярославле ко мне хорошо относились.
Был еще интересный случай в Ярославле. Я ходила получать паек на железнодорожный вокзал, там давали суп по эвакуационным справкам. Вышла и вижу – на вокзале стоят двоюродные сестры с тетушкой. Одна лежит, другая еще стоит – их сняли с поезда по состоянию здоровья. Это было просто чудо! Я их забрала и привела к себе. После они отправились в Новосибирск.
А в 44-м году отец сделал нам вызов и мы вернулись в Ленинград. В городе была полная разруха, дома разрушены.
«Ева»: А чем Вы занимались после войны?
Н.И.: Я была военнообязанной. Приехала с переводом. Работала в военной цензуре, мы перебирали почту, корреспонденцию. В 45-м году просила, чтобы меня демобилизовали, но получила отказ. В 46-м все-таки демобилизовали.
Было не устроиться на работу, никуда не брали. Приехала двоюродная сестра-фронтовичка, их часть находилась во Львове, она забрала меня, а дочь я оставила с родителями. Во Львове работала в воинской части машинисткой.
В 47-м году родители написали, что есть место в Ленинграде, в таможне секретарем. Я все бросила и вернулась в Ленинград. Проработала в Балтийской таможне36 лет. В 1953 году меня уволили, когда было дело врачей, но через три недели умер Сталин, и меня взяли обратно. Я проработала до 65 лет, а после вышла на пенсию. Спустя столько лет, меня не забывают: поздравляют всегда с праздниками. Очень приятно.
«Ева»: А где все это время был ваш муж?
Н.И.: С мужем расстались во время войны. Без ссор. Прожили до войны 3 года, а после войны стали чужими людьми. Во время войны, так часто бывает. Потом он женился на хорошей женщине, мы дружили семьями. Вторая жена мужа – моя подруга (смеется). Мы остались в хороших отношениях.
На вопрос «А сколько бы еще хотели прожить?», Наталия Израилевна сказала: «100-летие итак много, но пока есть силы, можно и пожить».
Все это время пока мы беседовали, с нами была дочь Светлана, которая каждый день приходит к маме. Чувствовалась безумная теплота и нежность между этими людьми. Они вовсю готовятся к юбилею, потому что должны приехать родные с разных концов мира. Единственное, на что посетовала Наталия Израилевна, что как в прошлом году, она не сможет на празднике танцевать, потому что ходит сейчас с двумя палочками!
Мы искренне поздравляем Купцову Наталию Израилевну с юбилеем! И желаем прожить до 120!
Беседовала Светлана Миневич