Евгения Сергеевна Коган
Мама и бабушка работали. Я ходила в детский сад. Аня в 1941 году сдавала экзамены за 10-й класс. В июне меня с детским садом эвакуировали в Новгородскую область. Эвакуация детей «организованных» была обязательна. Это был приказ, иначе родителям грозило увольнение с работы. Нам, детям, говорили, что мы едем на дачу.
Через несколько дней вышел еще приказ срочно забрать детей. Это надо было сделать срочно и своими силами. Моей маме было тогда всего 25 лет. У моей мамы была замечательная подруга, с которой они отправились в дорогу. У маминой подруги дочь была в том же детском саду, что и я.
В дороге наши мамы потеряли друг друга из-за паники и неразберихи. Случилось так, что мамина подруга первая добралась до места нашего пребывания. Немецкие войска уже подступали к деревне, где нас хотели разместить. Эта мужественная женщина взяла свою дочь, меня и еще 3-х летнего мальчика. Мы пробирались пешком обратно в Ленинград, малыш был привязан у нее на спине. Мы пробирались через новгородские леса к станции Бологое. В Бологом была «мясорубка». Мы понимали, что это война. До Ленинграда мы добирались на перекладных военных грузовиках. Моя мама на станции Бологое нашла мою двоюродную сестру Зину, и вот с ней, умирающей от дизентирии, она вернулась домой. Завод, на котором мама работала, к моменту ее возвращения был эвакуирован. Это был август месяц, а 8-го сентября началась блокада.
Дома стали мрачными, на стекла мы клеили бумажные полоски крест на крест, вечером окна маскировали. Во время тревоги мы уходили в бомбоубежище – это в основном были подвалы домов, там стояли скамейки. Иногда тревога заставала меня на улице, когда я возвращалась из детского садика, тогда добровольцы дружинники провожали меня в ближайшее бомбоубежище. Сигнал сирены-тревоги я запомнила на всю жизнь.
Мы получали продовольственные карточки: одну рабочую (бабушка устроилась на работу в баню) и две иждивенческие (моя и мамина). Я продолжала ходить в детский сад, который находился на Кировском проспекте, примерно в доме 71-73. в детском саду нам давали усиленное питание. Мне запомнился маленький кусочек хлеба и на нем кусочек масла. Домой я приходила засветло. Вечером очень хотелось есть, и я часто вспоминала новогоднюю елку в детском саду 1941 года. Тогда я получила много сладких подарков, которыми угостила свою любимую куклу. Тогда я решила расковырять кукле ротик, чтобы найти эти сладости. Но, когда я расковыряла ей рот, то увидела только пустоту.
Моя тетя (Аня) была на казарменном положении (ей было 17 лет) на судоремонтном заводе. Она иногда приносила нам часть своего пайка, чтобы нас поддержать. Мама болела, она уже не могла ходить, у нее началась цинга. Возвращаясь домой из детского садика, я проходила мимо сада, расположенного между пр.Щорса и Кировским пр., видела черные трупы маленьких детей, спрятанные в кустах. Я всегда вздрагивала от увиденного.
Сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь 1941г. были голодными месяцами и холодными. Я часто слышала, что мои родные ходили на рынок и меняли вещи на хлеб. В зимние месяцы в доме стоял неприятный запах. Жильцов было мало. Канализация не работала, нас спасало печное отопление. Мы обогревались, сжигая свою мебель. Ждали с нетерпением весну. Она нам приносила радость: мы собирали крапиву и лебеду, мама варила щи – это очень вкусно.
В марте 1942г. умерла бабушка и мне приходилось отоваривать карточки. Я всегда ходила очень осторожно, потому что могли отнять и карточки, и хлеб. Это было равносильно смерти.
В 1942г. здоровье мамы стало совсем плохим, и нам предложили эвакуацию. Мы поехали в Ярославскую область. Вернулись в Ленинград в июне 1944г.
Евгения Сергеевна Коган